На мгновение Ченнис растерялся. События развивались быстрее ожидаемого. Казалось, у него просто-таки язык присох к небу.

Мул сухо поторопил его:

– Ну?

Ченнис потер лоб ладонью.

– Конечно. Согласен. Но куда я должен отправляться? У вас есть какая-нибудь идея?

– С вами отправится генерал Притчер.

– Следовательно, экспедицию возглавляю не я?

– Выводы будете делать, когда я закончу. Послушайте, вы не из Академии. Вы – уроженец Калгана, не так ли? Да? Отлично. Следовательно, ваши знания о Плане Селдона весьма туманны. Так вот. Когда Первая Галактическая Империя стала приходить в упадок, Гэри Селдон вместе с группой психоисториков, анализируя будущее течение истории математическими методами, которые в наше упадочное время безнадежно утрачены, основал две Академии – по одной на каждом краю Галактики – так, чтобы экономические и социальные тенденции, которые в то время только начали намечаться, сделали бы эти Академии впоследствии очагами создания Второй Империи. Гэри Селдон предполагал, что на ее создание уйдет тысяча лет. Не будь Академий, на это ушло бы тридцать тысячелетий. Но он не учел меня. Я – мутант, и мое появление не было запланировано психоисторией, которая оперирует только усредненными реакциями больших масс людей. Понимаете?

– Прекрасно понимаю, сэр. Но какое отношение это имеет ко мне?

– Скоро поймете. Я намерен объединить Галактику уже сейчас и тем самым достичь цели, поставленной Селдоном, скорее – всего за триста лет. Одна из Академий – мир ученых-физиков – все еще процветает под моим неусыпным наблюдением. В условиях расцвета и порядка, царящих в Союзе, атомное оружие, разрабатываемое ими, способно победить всех и вся в Галактике – всех и вся, кроме, пожалуй, Второй Академии. Поэтому я должен больше узнать о ней. Генерал Притчер твердо убежден, что она вообще не существует. Я убежден в обратном.

Ченнис осторожно поинтересовался:

– А откуда вы знаете, сэр?

– Знаю! – неожиданно взорвался Мул. – Потому что в умах людей, находящихся у меня под контролем, происходят кое-какие изменения. Кто-то вмешивается! Мягко! Осторожно! Но все-таки не настолько, чтобы я не мог заметить. И это вмешательство нарастает и затрагивает важных для меня людей в самые ответственные моменты. Теперь вам, думаю, не будет удивительно, почему я бездействовал по непонятной якобы причине последние годы?

Вот ваша задача. Генерал Притчер – лучший из моих людей, поэтому он наверняка не в безопасности. Он этого, естественно, не знает. Но вы не «обработаны», поэтому вас не сразу распознают как человека Мула. Вы сможете дурачить Вторую Академию дольше, чем кто-либо из моих людей. Может быть, достаточно долго. Понимаете?

– Гм-м-м… Да. Простите, сэр, хотелось бы кое о чем спросить вас. Каким образом я могу ощутить это… воздействие на ваших людей – конкретно, на генерала Притчера, если таковое произойдет? Они что – снова становятся «необработанными»? Нелояльными, так, что ли?

– Нет. Я же сказал вам, это почти неуловимо. И это-то как раз самое плохое, потому что заметить что-либо конкретное исключительно трудно, и порой мне приходится ждать, прежде чем принимать меры, не будучи уверенным в том, что именно происходит с «ключевым» человеком; то ли он допускает естественные ошибки, то ли его «обрабатывают» по-своему. С лояльностью ничего не происходит – поражаются такие качества, как инициатива и способность принимать решения. Они как бы стираются из сознания. Мне оставляют совершенно нормального с виду человека, но абсолютно бесполезного. За последний год таким образом обработали шестерых. Шестерых лучших моих людей!

Уголок его рта нервно задергался.

– А они сейчас отвечают за работу тренировочных баз – и я всей душой желаю, чтобы у них не случилось ничего экстренного, что потребовало бы от них принятия решений.

– Но, сэр, а если допустить, что это все-таки не дело рук Второй Академии? Вдруг это кто-то вроде вас… другой мутант?

– Нет. Все чересчур тонко спланировано и чересчур надолго. Один человек торопился бы. Нет, это целый мир, и вы должны стать моим оружием против него.

Глаза Ченниса блеснули.

– Я счастлив, что вы оказываете мне эту честь.

Но от Мула не укрылся резкий всплеск эмоций. Прищурившись, он проговорил:

– Да, скорее всего именно вам доведется совершить уникальный подвиг, достойный уникальной награды, – возможно, вам даже доведется стать моим преемником. Даже так. Но не забывайте, что, кроме того, наказания мои тоже уникальны. Моя эмоциональная гимнастика рассчитана не только на создание верноподданности.

Легкая улыбка его была печальна.

Ченнис в страхе вскочил на ноги.

На одно лишь мгновение, лишь на одно короткое мгновение Ченнис ощутил, как его сознание сжало крепкой, безжалостной, невидимой десницей. Сильнейшая боль пронзила его мозг. Рука разжалась и отпустила его. Не осталось ничего, кроме кошмарного неукротимого гнева.

Мул объяснил:

– Не стоит гневаться. Это не поможет. Вы уже справились с собой, не так ли? Но я все вижу. Поэтому просто помните, что воздействие такого рода я могу усилить и сохранить. Я убивал людей с помощью эмоционального контроля, и нет смерти более жестокой.

Мул снова остался один. Он выключил свет, и стена перед ним снова превратилась в окно. Небо было черным, и сверкающее тело Галактической линзы протягивало во все стороны бесконечные лучи, мерцавшие серебристыми украшениями на фоне черного бархата межзвездного пространства.

Вся эта масса звезд и туманностей, которых было так много, что они соединялись друг с другом и становились похожими на облака света, – все это должно было принадлежать ему.

Оставалось сделать только одно, и он смог бы спать спокойно…

Первая интерлюдия

Чрезвычайный Совет Второй Академии собрался на заседание. Но мы не смогли бы услышать речей присутствовавших. Не увидели бы и заседания – в привычном смысле слова. Поэтому и неважно, кто именно на нем присутствовал.

Кроме того, строго говоря, нам не удалось бы точно воспроизвести детали этого странного заседания – всякая попытка описания того, что там происходило, грешила бы приблизительностью.

Тут мы имеем дело с психологами – и не просто с психологами. Скорее, скажем, мы имеем дело с учеными психологической ориентации. То есть с людьми, чьи фундаментальные понятия о научной философии абсолютно отличны от всех известных нам ориентации. «Психология» в привычном понимании слова – плод деятельности ученых, воспитанных на аксиомах, которые выведены на основании привычных представлений, типичных для естественных наук, и она имеет весьма отдаленное отношение к той ПСИХОЛОГИИ, о которой пойдет речь.

Рассказывать о ней – все равно что объяснять слепому, что такое цвет, – и автор при этом так же незряч, как его читатели.

Все дело в том, что мозг каждого из собравшихся прекрасно воспринимал сигналы, исходившие от мозга остальных. Они знали о том, как функционирует человеческий мозг, не только теоретически, но и за счет специфического приложения этой теории к отдельным индивидуумам в течение долгого времени. Речь, к которой мы так привыкли и без которой наше общение было бы немыслимым, тут была не нужна. Фрагмент предложения равнялся длинному изощренному пассажу. Жест, усмешка, выражение лица – все несло информацию. Поэтому автор возьмет на себя дерзость вольно перевести небольшую часть заседания на язык, который бы поняли люди, разум которых с детских лет сориентирован на восприятие обычной речи, но, увы, с риском утратить нюансы тонкости такого общения.

Преобладал один «голос», и принадлежал он человеку, которого мы назовем для удобства «Первым Оратором».

Он сказал:

– Теперь совершенна очевидно, что именно остановило Мула во время первой безумной атаки. Не могу, к сожалению, констатировать, что это – результат контроля ситуации нами. На самом деле он чуть было не узнал наше местонахождение посредством искусственного усиления умственной деятельности одного из тех, кого в Первой Академии называют «психологами». Этот психолог был убит как раз перед тем, когда собирался сообщить Мулу о своем открытии. События, приведшие к его убийству, оказались совершенно случайными для развития ситуации, предусмотренного расчетами ниже Третьей Фазы. Позвольте предложить вам возглавить заседание.